Прекрасный мир, где же ты - Салли Руни

и наблюдал за ней. Хорошо? – спросил он. Она словно подавилась смехом. Да, сказала она. Спасибо. Он мечтательно улыбнулся, скользнул взглядом по ее длинному стройному телу, растянувшемуся на постели. Всегда пожалуйста, ответил он.

Утром его будильник зазвонил в восемь и разбудил их обоих, Саймон приподнялся на локте и выключил его, Айлин лежала на спине, потирая пальцами глаза. По бокам штор проступали полосы белого дневного света. Есть планы на утро? – спросила она. Он вернул телефон на прикроватную тумбочку. Собирался пойти на девятичасовую мессу, сказал он. Но я могу и попозже сходить, не принципиально. Она все еще не открыла глаз и выглядела совершенно счастливой, волосы разметались по подушке. Можно с тобой? – сказала она. Какое-то мгновение он смотрел на нее сверху вниз, а потом просто ответил: Конечно. Они выбрались из постели, и, пока она принимала душ, он приготовил кофе. Айлин вышла из ванной, обернутая большим белым полотенцем, и они целовались у кухонного стола. Что, если во время мессы я буду думать о чем-то дурном? – спросила она. Он потрепал ее мокрый затылок. Типа сегодняшней ночи? – сказал он. Мы не сделали ничего дурного. Она поцеловала шов футболки на его плече. Пока она одевалась, он приготовил завтрак. Почти в девять они вышли из дома и направились в церковь. Внутри было прохладно и немноголюдно, пахло сыростью и благовониями. Священник читал из Евангелия от Луки и произнес проповедь о сострадании. Во время причастия хор пел «Вот я, Господь»12. Айлин подвинулась на скамье, давая Саймону пройти, и наблюдала, как он стоит в очереди с другими прихожанами, преимущественно пожилыми. На галерее сзади хор пел: Мрак сделаю светом пред ними13. Айлин привставала на месте, чтобы ни на секунду не потерять Саймона из виду, пока он получал у алтаря причастие. Он развернулся и перекрестился. Она села, положив руки на колени. Он поднял глаза к огромному куполу, губы его беззвучно шевелились. Она следила испытующим взглядом. Он вернулся и сел рядом, накрыв ее руку своею, и рука его была тяжела и спокойна. Затем он опустился рядом с ней на колени на мягкую подушечку, прикрепленную к скамье. Склонив голову на руки, он не выглядел ни мрачным, ни озабоченным, лишь спокойным, и губы его теперь не шевелились. Сцепив пальцы на коленях, она все наблюдала. Хор пел: Слышал я зов твой в ночи14. Саймон еще раз перекрестился и снова сел рядом. Она протянула к нему руку, и он спокойно взял ее и держал, медленно поглаживая костяшки ее пальцев. Так они и сидели, пока месса не кончилась. На улице они опять улыбались, и улыбки их были загадочны. Утро воскресенья выдалось прохладным и ясным, белые фасады зданий отражали солнечный свет, мимо ехали машины, люди выгуливали собак, перекрикиваясь через улицу. Саймон поцеловал Айлин в щеку, и они попрощались.

12

Элис, ты считаешь, что проблемы современного романа – это продолжение проблем современной жизни? Я согласна, что выглядит пошлостью и декадентством, даже эпистемической несправедливостью растрачивать себя на секс и дружбу, когда человеческая цивилизация катится в пропасть. Но однако это как раз то, чем я каждый день занимаюсь. Если хочешь, мы могли бы подождать, пока бытие выйдет на новый уровень, а до того момента вкладывать все умственные и физические ресурсы в экзистенциальные вопросы, забыв про собственные семьи, друзей, любимых и так далее. Но, по-моему, ждать придется долго, мы умрем раньше. В конце концов, лежа на смертном одре, разве не о детях и близких вспоминают в первую очередь? И разве смерть – это не персональный апокалипсис? И с этой точки зрения, есть ли что-то важнее, чем то, что ты насмешливо обозначаешь как «разбежаться или остаться вместе» (!), ведь под занавес жизни, когда впереди уже ничего не ждет, лишь об этом мы и хотим говорить. Может, мы только для этого и рождены – любить и беспокоиться о людях, кого мы узнали, и продолжать любить и беспокоиться, даже если есть вещи поважнее, которыми нам стоило бы заняться. И если именно из-за этого человеческий род вымрет, разве это не чудесная причина вымирания, просто чудеснейшая из всех, что можно вообразить? Вымереть из-за того, что нам следовало переустраивать распределение мировых ресурсов и сообща искать модель устойчивой экономики, а мы вместо этого переживали о дружбе и сексе. Из-за того, что мы слишком любили друг друга и слишком интересовались друг другом. Я обожаю человечество за это, и именно из-за этого мне хочется, чтобы мы выжили, – потому что мы так глупо одержимы друг другом.

Последнее я утверждаю, исходя из личного опыта. Вчера вечером по дороге с дня рождения я как бы случайно вышла из автобуса у Гров-парка и пошла к дому Саймона. Наверное, я была немного пьяна и расстроена и надеялась, что он похлопает меня по плечу и подбодрит. Или, может, я надеялась, что не застану его. Или что он там со своей девушкой и тогда мне станет еще хреновее. Не знаю. Не знаю, чего я хотела и на что рассчитывала. Как бы там ни было, я поднялась, оказалось, что я разбудила его, ему пришлось вылезти из кровати, чтобы открыть мне дверь. Было совсем не поздно, всего около полуночи. Он стоял в дверном проеме и выглядел усталым и постаревшим. Не имею в виду ничего плохого. Но подозреваю, что обычно я вижу его все тем же красивым блондинистым парнем, как во времена, когда была девчонкой. А вчера он стоял в дверях, и я осознала: он уже не тот мальчишка. Что я на самом деле знаю о его жизни? Когда я по-детски запала на Саймона, я слабо разбиралась в сексуальных ощущениях, и придумала фразу «особое прикосновение», чтобы описать себе, что чувствовала, когда он прикасался ко мне. Он, кстати, делал это либо случайно, либо так целомудренно, совсем уж невинно. «Особое прикосновение» – правда забавно? Сейчас мне смеяться хочется, стоит об этом вспомнить. Но прошлой ночью он просто обнял меня, и эти слова всплыли в голове, словно и не было никаких пятнадцати лет, и ощущения были те же самые.

Закончилось все тем, что сегодня утром мы вместе ходили к мессе. Церковь на его улице украшена очень стильным каменным портиком при входе, и название у нее необыкновенно католическое: Церковь Непорочной Марии, Прибежища грешников. На всякий случай: он не зазывал меня пойти с ним, я сама напросилась, хотя и сейчас не